Логика - Страница 100

100

Конкретизация значения слова с помощью контекста его употребления и прежде всего других, используемых вместе с ним слов, должна связать значение слова с представлением. В частности, уточнение значения слова огонь с помощью слова пожар связывает значение "огня" с конкретным, имеющимся у слушателя представлением об огне пожара, отличном от представлений о ружейном огне, об огне свечи, вина, любви и т. д. В отличие от значения, представление не растянуто, а узко ограничено. Представление о пожаре приближается к конкретному предмету, к некоему пожару, о котором говорящий хочет сообщить. Представление не является также неопределенным, напротив, оно весьма точно и включает вполне конкретные признаки. Представление не социально, а индивидуально. У каждого, включая говорящего и слушателя, имеется свое субъективное, сугубо индивидуальное и неповторимое представление об огне пожара. И наконец, представление не абстрактно, а конкретно. В представлении говорящего никакой из многочисленных признаков пожара, о котором он хочет рассказать, не отбрасывается и не считается неуместным. Всякое представление является, таким образом, ограниченным, точным, индивидуальным и конкретным.

Мостиком между значением и представлением является предложение. Оно вместе с контекстом его употребления сводит растянутое, неопределенное, социальное и абстрактное значение до ограниченного, точного, индивидуального и конкретного представления. Языковое выражение становится понятным слушателю, как только ему удается связать значения слов, входящих в это выражение, со своими представлениями о тех предметах, к которым отсылают слова.

Понимание языкового выражения — это подведение значений входящих в него слов под соответствующие представления.

В процессе понимания индивидуальное, конкретное представление выступает как образец, с которым нужно согласовать значение. Представление о каком-то объекте говорит о том, каким должен быть объект данного рода с точки зрения обладающего этим представлением индивида. Представление является ценностью, которой должно соответствовать значение. В представлениях фиксируются образцы вещей, их стандарты, определяющие, какими значениями должны наделяться связываемые с этими представлениями слова.

В процессе понимания представление является исходным, или первичным, а значение должно быть приспособлено к нему. Из этого вытекает, что если связь представления и значения не удается установить и понимание не достигается, нужно менять не представление, а значение. Если, допустим, у человека очень смутное представление о пожаре и ему не вполне понятно значение слов огонь пожара, это значение следует попытаться передать другими словами, "прилаживая" его к имеющемуся представлению. Если у кого-то вообще нет никакого представления о пожаре, любые перефразировки выражения огонь пожара не сделают его понятным данному слушателю.

Понимается всегда не отдельное слово, а текст, в котором слова взаимно ограничивают друг друга и редуцируют свои значения до представлений.

Примером такой контекстуальной редукции для слова огонь может служить следующее предложение из сказки братьев Гримм: "Тут солдат хорошенько осмотрелся: вокруг в аду стояли котлы, а под ними горел сильный огонь, а внутри варилось что-то и клокотало". Сначала указание места (в аду) исключает все огни, которые не являются адскими огнями; затем эпитет сильный исключает все адские огни, которые не являются сильными; остальные слова предложения также способствуют конкретизации значения слова огонь. Этому способствует и текст всей сказки, так что в воображении читателя слова прочно связываются с имеющимся у него представлением об адском огне.

Ранее упоминалось требование, что собеседники, стремящиеся понять друг друга, должны говорить об одном и том же предмете. Никакое понимание невозможно, если люди рассуждают о разных вещах, искренне полагая или только делая вид, что речь идет об одном и том же. Такая ситуация является, кстати, нередкой, и не случайно она нашла отражение в поговорках. Если один говорит про Фому, а ему отвечают про Ерему, как будто тот и есть Фома, ни к какому пониманию беседующие не придут. Или говорят сначала о бузине, растущей в огороде, а затем сразу же переходят к дядьке, живущему в Киеве. И остается в конце концов неясным, о чем же все-таки шла речь.

Требование, чтобы собеседники говорили об одном и том же предмете, означает, что значения одинаковых слов должны редуцироваться к одинаковым представлениям. В этом случае слова и построенные из них предложения будут пониматься одинаково. Если представления говорящих о каком-то предмете разнятся, необходимо модифицировать значения так, чтобы они отвечали представлениям.

Хорошим примером в этом плане является разговор Воробьянинова с Безенчуком из "Двенадцати стульев" И.Ильфа и Е.Петрова. "Неспециалист" Воробьянинов просто говорит, что его теща умерла. Гробовых дел мастер Безенчук различает в смерти намного больше оттенков, и для каждого из них у него есть особое обозначение. Он машинально уточняет, что теща Воробьянинова не просто умерла, а преставилась и поясняет: "Старушки, они всегда преставляются… Или богу душу отдают, — это смотря какая старушка. Ваша например, маленькая и в теле — значит, преставилась. А например, которая покрупнее да похудее, та, считается, богу душу отдает". И затем он излагает целую систему: в зависимости от комплекции и общественного положения скончавшегося смерть определяется или как сыграть в ящик, или приказать долго жить, или перекинуться, или ноги протянуть. "Но самые могучие когда помирают, — поясняет Безенчук, — железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что дуба дают". О себе он говорит: "Мне дуба дать или сыграть в ящик — невозможно: у меня комплекция мелкая". И предполагает, что о нем после смерти скажут: "Гигнулся Безенчук". Хотя смерть в общем-то для всех одна, все-таки сколько людей, столько же и представлений о смерти, каждая из смертей уникальна. И хотя язык "специалиста" стремится провести между ними более или менее тонкие различия, даже ему это явно не под силу.

100