В этой характеристике понятного как правильного и ожидаемого интересен также такой момент. Предпосылкой понимания внутренней жизни индивида является не только существование образцов для ее оценки, но и наличие определенных стандартов проявления этой жизни вовне, в физическом, доступном восприятию действии.
Таким образом, понимание можно определить как оценку на основе некоторого образца, стандарта или правила.
Если объяснить значит вывести из имеющихся общих истин, то понять значит вывести из принятых общих ценностей.
Несколько элементарных примеров понимания прояснят его структуру.
...Великий ученый должен быть критичным.
Галилей — ученый.
Значит, Галилей должен быть критичным.
Первая посылка данного умозаключения является общей оценкой, распространяющей требование критичности на каждого ученого. Вторая посылка — описательное высказывание. Заключение является оценкой, распространяющей общее правило на конкретного индивида.
Это рассуждение можно переформулировать так, чтобы общая оценка включала не "должно быть", а оборот "хорошо, что", обычный для оценок:
...Хорошо, что всякий ученый критичен.
Галилей — ученый.
Следовательно, хорошо, что Галилей критичен.
Несколько сложнее обстоит дело с формулировкой элементарного акта понимания, включающей условное высказывание:
...Каждый человек, если он ученый, должен быть критичен.
Галилей — ученый.
Значит, Галилей должен быть критичен.
Рассуждения такой структуры должны рассматриваться логикой оценок. Однако она не разработана настолько, чтобы быть в состоянии сказать, является последнее умозаключение правильным или нет.
Следующий пример относится к пониманию неживой природы:
...На стационарной орбите электрон не должен излучать.
Электрон атома водорода находится на стационарной орбите.
Значит, электрон атома водорода не должен излучать.
Понимание представляет собой оценку на основе некоторого образца, стандарта, нормы, принципа и т. п. Соответственно, пониматься может все, что имеет такой общий образец, начиная с индивидуальных психических состояний, "детского лепета", "Гамлета" и критики разума" и кончая явлениями неживой природы.
Как в обычных, так и в научных рассуждениях "чистые" описания и "чистые" оценки довольно редки. Столько же редки опирающиеся на них "чистые" объяснения и "чистые" оправдания. Одно и то же рассуждение чаще всего можно истолковать и как объяснение, и как оправдание.
Возьмем, к примеру, рассуждение:
...Солдат является стойким.
Сократ был солдатом.
Значит, Сократ был стойким.
В зависимости от того, какой смысл придается в конкретном случае посылке "Солдат является стойким", это рассуждение может оказаться и оправданием ("Солдат должен быть стойким; Сократ был солдатом; значит, Сократ должен был быть стойким"), и объяснением ("Солдат, как правило, стойкий; Сократ был солдатом; следовательно, Сократ был, скорее всего, стойким").
Дедуктивный характер объяснения и оправдания не всегда нагляден и очевиден, поскольку наши обычные дедукции являются до предела сокращенными. Мы видим плачущего ребенка и говорим: "Он упал и ударился". Это — дедуктивное объяснение, но, как обычно, крайне сокращенное. Видя идущего по улице человека, мы отмечаем: "Обычный прохожий". И в этом качестве он понятен для нас. Но за простой как будто констатацией стоит целое рассуждение, результат которого — оценка: "Этот человек таков, каким должен быть стандартный прохожий". Всякое слово, обозначающее объекты, достаточно тесно связанные с жизнью и деятельностью человека, сопряжено с определенным стандартом, или образцом, известным каждому, употребляющему это слово. Языковые образцы функционируют почти автоматически, так что рассуждение, подводящее вещь под образец, скрадывается, и понимание ее в свете образца кажется не результатом дедуктивного рассуждения, а неким внерефлексивным "схватыванием".
Понимание, как и объяснение, обыденно и массовидно, и только свернутый характер этих операций внушает обманчивое представление, что они редки и являются результатом специальной деятельности, требующей особых знаний и способностей.
Далее будут рассмотрены три типичные области понимания: понимание поведения человека, его характера и поступков, понимание природы и понимание языковых выражений. Из этих областей понимание поведения представляется парадигмой, или образцом, понимания вообще, поскольку именно в человеческом поведении ценности, играющие центральную роль во всяком понимании, обнаруживают себя наиболее явно и недвусмысленно.
Понимание поведения, как и понимание любых других объектов, может быть сильным и слабым, или целевым (мотивационным), пониманием. Сильное понимание поведения не вызывает особых вопросов. Сосредоточимся поэтому на целевом понимании поведения, постоянно порождающем споры.
Целевое понимание поведения предполагает раскрытие связи между мотивами (целями, ценностями), которыми руководствуется человек, и его поступками. Понять в этом смысле поведение индивида — значит указать ту цель, которую он преследовал и надеялся реализовать, совершая конкретный поступок.
Например, мы видим бегущего человека и пытаемся понять, почему он бежит. Для этого надо уяснить цель, которую он преследует: он хочет, допустим, успеть на поезд, и поэтому бежит.